Субъективно: рецензия на спектакль «Американка»

Сходили на обсуждаемый спектакль в ТЮЗ и делимся впечатлениями

---

Постановка Игоря Селиванова-младшего по пьесе Николая Коляды «Американка» словно проверка на прочность. В ней слишком много всего – любви, боли, жизни и чрезвычайно тонких сплетений чувств, что, пожалуй, чтобы объяснить их, пришлось бы изобретать новые слова. По крайней мере, я пыталась сделать именно это, и у меня не получилось. Мерилом «понравилось – не понравилось» дать оценку тому, что видела, не могу и не имею морального права. Это было бы грубо для той картины, которую нарисовала отнюдь не легкими, невесомыми мазками актриса ТЮЗа Елена Попова. Это был просто другой уровень всего – восприятия, эмоций, мыслей. Поэтому я решила просто описать все, что видела, предоставив возможность анализировать другим людям, у которых с эмоциональной устойчивостью дела обстоят лучше.

Итак.

Что мы имеем в сухом остатке. Да, начну я с него, иначе будет сложно понять, о чем вообще идет речь.

В квартире-студии на Манхэттене девушка собирается на вечеринку в клуб и болтает с собеседником, имени которого мы не знаем. Вполне возможно, что разговаривает она сама с собой. Мы узнаем, что девушка – в какие-то моменты кажется, что и не девушка она, а женщина в возрасте, порой, почти старуха – родом из Ленинграда, но «ее выперли из России» по политическим причинам. Так она оказалась в Америке, где и живет уже 15 лет. Два года назад она познакомилась с парнем из Франции Патрисом, влюбилась в него. Он улетел во Францию, обещал вернуться, но на этом их отношения закончились.

Вот собственно и все. Это если говорить о сухом остатке.
А на самом деле.

 

Ты заходишь в зал и сразу же, не дожидаясь третьего звонка, перепрыгиваешь расстояние и время. Слышишь Атлантический океан и видишь её – Елену Андреевну, девушку из прошлого. Из ниоткуда. Оторванную и запертую в просторной квартире-студии. Запертую на все ключи в самой себе. Ты видишь только ее тень. И позже, по ходу спектакля, ловишь себя на мысли, что тень – пожалуй, самое осязаемое, что осталось от нее, угасающей от одиночества в многомиллионном городе.

На протяжении полутора часов просторная квартира становится прообразом тюрьмы, исповедальней, отчасти больничной палатой.
Первые минуты отчаянно ищешь объяснение – девушка под кайфом, она нездорова, пьяна, на грани самоубийства и беспрерывный словесный поток — это ее последняя попытка разобраться в том клубке событий, который толкает ее на такой поступок. А потом становится просто некогда искать догадки. Тебя уже подхватило вихрем и несет прямо по Манхэттену в «Погребок черепахи Тортиллы», в «Копакабану» (вход – семь долларов с носа) в объятия Патриса…

Первые минуты самые сложные — сильно напрягают развязные, взбалмошные манеры героини, но то, что это всё напускное, понимаешь тоже с первых минут. И отчаянно ждешь, когда увидишь ее настоящую. Она проглядывает практически сразу же, но мимолетно. Потом еще и еще, всё чаще, пока наконец два образа – и неизвестно еще, в каком из них больше правды! — не сливаются в один, с грубым швом посередине. Наверное, цельной она чувствует себя только с Патрисом, с «глупым, нежным котеночком». Это понятно хотя бы по тому, как она пытается убедить саму себя в большом и светлом чувстве, которого на самом деле не было.

А вместо этого был шторм, все в той же квартире, где происходили непонятные драки, лилась кровь, во всей своей обнаженной ясности вставали вопросы о половых извращениях – привычных для Америки и диких для вынужденной эмигрантки из СССР. И все было настолько непонятным и запутанным, что, казалось, выход только один — биться головой о стену. За компанию.

А вместо этого был штиль, который нежил Елену Андреевну спокойствием и человеческим теплом в постели вместе с Патрисом. Штиль, жестоко обманувший ее, обратившийся в последний момент только лишь затишьем перед цунами.

Это же слово – штиль – всплывает в самый пиковый момент. Когда в центре клуба, где никому ни до кого нет дела, где сложно понять, кто женщина, кто мужчина, и где ключевое для Америки понятие свободы подменяется рафинированным равнодушием, так вот именно там, находясь с головой в концентрированной неразбавленной ничем «свободе», Елена Андреевна танцует на столе, орет частушки, буквально выворачивается наизнанку, чтобы хоть как-то, хоть на минуту забыться. От чего забыться? Пожалуй, что от самой себя, от своих мыслей, своего разочарования. Да, это действительно можно сравнить только с операцией, которую делают филиппинские врачи: «залезть в грудь, достать две пригоршни грязи из своего тела, две горсти густой, черной, вонючей крови, достать и выкинуть, и хорошенечко с душистым мылом вымыть руки!»

Это тот самый момент, когда на пределе человеческих возможностей из нее хлещут боль, ярость и тоска.

Меня просили сказать честно. Так я скажу честно. Вот тогда мне захотелось выйти из зала. Просто выйти, глотнуть свежего воздуха, встряхнуться и, может быть, принять обезболивающее, чтобы хотя бы немного не чувствовать. Не воспринимать так остро те слова, которые звучат по-настоящему, которыми тебя просто хлещут по щекам.

Я смутно помнила последние минуты спектакля. Просто отключилась, как отключается компьютер из-за напряжения в сети. У Елены Андреевны, между прочим, на то, чтобы справиться с этим, было два года, у зрителей в зале — ни минуты.

Последний шок — возраст, который она называет. Свой собственный возраст. Он больше всяких погрешностей, и от этого еще страшнее. Вместе со страхом приходит понимание того, что вполне возможно, таких Елен Андреевн по всей Америке раскидано не один десяток. А следом, словно соскальзываешь с одной волны на другую, слышишь задорно-истеричных выкрики Елены Андреевны: «Я им покажу! Борделло! Никаких слез!», где отчетливо бьются нотки безумия и горечи. Той самой горечи, разъедающей душу до состояния черных дыр, которые ничем никто не заполнит, потому что все уже позади — и жизнь, и любовь. И единственное, что остается делать — жить по законам этой страны, в которую тебя забросили соотечественники, забрав вместе с родиной друзей и близких. Жить….и плевать на все, как это делают окружающие тебя люди. Или хотя бы пытаться делать вид, что ты теперь тоже – американка. Настоящая.

Закончить отзыв, наверное, нужно рекомендацией – бежать на постановку вприпрыжку или лучше остаться дома и на всякий случай запереть дверной замок. У меня нет ответа на этот вопрос. Пожалуй, это тот самый случай, когда лучший способ понять это – прыгнуть в омут с головой. Потери в случае неудачи небольшие – полтора часа своего времени, а вот приобрести вы сможете несравненно больше – полтора часа жизни.

---

 

[starbox id=11]