Писатель года, священник Владимир Русин: «Когда грустно, надо писать юмористические рассказы»

Вы были когда-нибудь в Кунье? Я нет, но собираюсь. Где это? Горшеченский район. Зачем? Наверное, потому что нельзя остаться равнодушным к месту, о котором столько слышал, где служит такой священник. Отец Владимир Русин — настоятель Куньевского Покровского храма, церковный историк, краевед, председатель историко-архивной комиссии Курской епархии, член Союза журналистов России. В марте 2022 стал лауреатом национальной литературной премии «Писатель года». Мы встретились, чтобы поговорить о жизненном пути, преподавании и, конечно, о литературе.

В последнем романе Достоевского «Братья Карамазовы» старец Зосима говорит «Радости просите у Бога». Кажется, радости нам всем не хватает, а отец Владимир — как раз тот, кто заражает радостью и добротой.

Отец Владимир, у вас такая замечательная фамилия. Как будто древний византиец когда-то давно встретил вашего предка и определил этническую принадлежность. Расскажите о своём детстве.

— Эту фамилию носит половина (а если не половина, то треть) жителей Бирюча — родного села моего папы. Но моим родным селом я считаю соседнее село Коновалово Волоконовского района Белгородской области, в котором жили дедушка с бабушкой по маминой линии. Я там провёл детство до школы. Родители в Старом Осколе жили, а я у бабушки с дедушкой обитал. Когда слово «Родина» произносится, у меня перед глазами возникают коноваловский домик, лесок через дорогу, пруд. Дедушка у меня был простым трактористом, но читал очень много. Всю библиотеку сельскую перечитал практически, и мне он читал. Любовь к книге у меня, вероятно, от него. Я мечтал в детстве быть причастным к миру литературы, хотелось самому писать.

Читать и писать я научился достаточно рано. За два года до моего призыва в первый класс пошёл мой друг. Я первого сентября прибежал к нему домой: «Юрка, пойдёт гулять?» А мне отвечают: «Юрка в школу пошёл!». Как в школу? У меня трагедия. Прадед меня взял за руку и повёл в школу. Татьяна Прокофьевна, директор сельской школы, меня встретила: «Ну, Володя, пойдём, покажу тебе школу. Вот Юра в этом классе, вот его одноклассники. Они будут учиться. Ты хочешь учиться?» Хочу! «Но вот проблема, тебе ещё два года надо подождать». Как два года? Мне пять лет, это же почти полжизни. Директор школы, педагог мудрый, говорит: «Ты возьми азбуку, изучи внимательно. Когда буквы выучишь, мы тебя возьмём». Я схватил азбуку. Бабушка подсказала, как буквы читаются. Букварь закончился быстро. А в школу я пошёл, как положено, с семи. Немножко, скучал, когда букварь изучали. А писать начал с девяти лет.

Неслучайно в школе вам подарили книгу с дарственной надписью «за создание в школе атмосферы литературного творчества, как автора нескольких томов юмористических произведений, печатающихся на страницах школьного журнала «Голос»».

— В старших классах нам было весело. Замечательное было время. Но не потому, что все были молодые. Это было время какой-то неразберихи, когда преподаватели пребывали в растерянности. Раньше была железобетонная идеология: пионеры, комсомольцы, строем ходим, а тут — строем ходить не надо и, вообще, у нас была полная свобода. Поэтому мы передразнивали взрослую жизнь. Занимались изданием газет. Все газеты у нас были рукописными, а журнал «Голос» издавался на печатной машинке в трёх экземплярах. Первый яркий, второй бледнее и третий совсем бледный. Больше копирка не пробивала.

Как в песне Галича, «Эрика берет четыре копии. Вот и все! А этого достаточно»

— На машинке пара букв западали, приходилось подрисовывать. Один одноклассник рисовал обложки, а мы о содержании заботились. Печатали художественные произведения: стихи, рассказы, маленькие повести. И на злобу дня высказывались, публиковали фельетоны. Было весело и интересно. Радиорубку мы захватили, передачу свою выпускали. Иногда в записи, иногда вживую. Никто нас особенно не редактировал, не делал замечаний. Занимались организацией концертов, КВНов, юморин.

Конечно, в нашей тусовке был взрослый человек — Юлия Павловна Мальцева. Наш классный руководитель. Она действительно была классным руководителем! Учиться, правда, мне было некогда. Всё время на какое-то творчество уходило. Поэтому на выпускной линейке мне подарили книгу Салтыкова-Щедрина с подписью.

После школы вы поступили в Институт культуры в Орле.

— У меня было три дороги, как у того богатыря. Первая — литинститут, но мне сказали, что там на вступительных экзаменах будет иностранный язык. С иностранным у меня не складывалось. С детства не понимал, о чём говорить с иностранцами. Я могу объяснить всё по-русски, зачем учить другой язык? Мне не особо нравились англоязычные группы, может быть, Pink Floyd исключение, и то, когда прочёл переводы, был огорчён. Пытался даже сам поправить, но понял, что это безнадёжное дело. Иностранный язык меня не привлекал и не привлекает до сих пор. В свете последних событий мне кажется он нам уже и не понадобится. Договориться не получается с иностранцами… Так что я не стал пытаться поступить в литинститут. На филфак не подал документы по той же причине.

Был ещё третий вариант. В старших классах я занимался в Старооскольском народном театре при Городском доме культуры. Занимался серьёзно. Бывало по три репетиции в день после шести уроков в школе. Спектакли репетировали разноплановые: трагедию, комедию, сказку. Я играл то тракториста, то медиума, то бабу Ягу. Однако поступать в одно из столичных театральных заведений я не рискнул. Там куча человек на место. Да и солидные мастера себе курс набирают ещё года за два до вступительных экзаменов. Тогда, кстати, набирал курс Табаков, к которому Безруков попал. Мне не хотелось бороться за место под солнцем. Поэтому поехал в Орёл в институт культуры. Там училась в своё время руководитель нашего театрального кружка Ирина Борисовна Снегирёва. Поступил. В процессе учёбы переиграл все роли, о которых можно мечтать: от князя Мышкина до Ромео и Хлестакова. И вдруг понял, что в театре мне делать нечего.

Почему?

— Свобода, которой мы упивались в конце учёбы в школе, к окончанию института начала тяготить. Я вдруг понял, что темы можно любые брать, но идеи нужно продвигать не все. Но в театральном искусстве того времени начинал побеждать эпатаж. Внимание зрителей старались привлечь любой ценой. Как говорил один певец, главное, чтобы «пипл хавал». Сцена превращалась в какую-то помойку, где персонажам меняли полы, шокируя зрителя. Мы ставили спектакль о мушкетёрах, в котором были две Миледи: одна — женщина, другая — мужик… Словом, с театром я решил завязывать. Приглашали меня актёром в два театральных коллектива, но я отказался. И режиссура меня не привлекала, хотя я получил диплом режиссёра любительского театра. Режиссёр — профессия возрастная. До тридцати лет в ней делать нечего. Должен быть большой жизненный опыт, чтобы всерьёз заниматься режиссурой.

И вот вы оказались учителем в школе.

— Я оказался в армии, потом в школе, потом в газете, а потом в куплете…

История удивительная. Вы говорите «Я журналист, который приехал на автобусе в глухое курское село и остался там». Вы ехали в Кунье писать репортаж об отце Романе?

— Интересно, что я сам себе придумал это задание. Услышал, что батюшка с дипломом МГУ торчит в селе. Захотелось с ним познакомиться. Познакомился. Стал часто приезжать в Кунье и каждый раз уезжал немножко другим. Начал регулярно исповедоваться, причащаться и жить полноценной церковной жизнью… А интервью не получилось.

Забавно.

— Да, интервью не получилось, и отец Роман шутил по этому поводу, что очерк о сельском священнике превратился в автобиографию. Это был промысел Божий, конечно. Потому что вопросы, с которыми я приехал, у меня исчезли. Появились другие, более серьёзнее и важнее.

Вы же были человек верующий?

— Да я крещёный был, но можно сказать, я был «многоверующим». Пытался совместить несовместимые вещи. Я описал эти духовные поиски в книге «Орёл пролетевший». Многие, читая эту книгу, узнают себя. Все эти помои из медитаций, карм, реинкарнаций вылились на головы вчерашних пионеров и комсомольцев. А голос Церкви поначалу звучал очень тихо. Жатвы было много, а делателей мало. Вот одним из таких делателей и является отец Роман, к которому я и прилепился с тех пор.

А в Кунье уже была община. Ваш пример как будто из истории раннехристианской Церкви, когда община выбирает себе священника. В фильме «Кунье небесное» бабушки рассказывают, как первое время обращались к вам «отец Володя». В это же время вы поступаете в Свято-Тихоновский университет?

— Вообще, я ехал поступать на факультет православной журналистики. Думал двух зайцев убить: и журналистское образование получить, и в церковную тему поглубже вникнуть. Приехал в Москву и перепутал учебное заведение. Вместо Православного университета имени Иоанна Богослова попал в Свято-Тихоновский институт. Если бы не перепутал, то узнал бы, что заочно на православных журналистов не учат, и уехал восвояси. Но тут вновь вмешался Промысел Божий, и я стал студентом катехизаторско-педагогического факультета. Подкупило меня, что среди предметов много историй всяких. Понял, скучать не придётся. В ПСТГУ моя любовь к новомученикам укрепилась, ведь самая большая база данных о пострадавших за Христа именно там собиралась. Я старшего сына назвал в честь патриарха Тихона.

Учёба там позволила мне принять сан. Владыка Герман наш — тоже выпускник Свято-Тихоновского университета. Когда он спросил, какое у меня образование, я ответил, что окончил институт культуры, что режиссер. Владыка Герман скривился, отвернулся в сторону, а когда я сказал о Свято-Тихоновском, он улыбнулся. Мол, другое дело.

У вашего прихода есть сайт, канал в Telegram, сообщество в ВКонтакте. Зачем?

— А чтобы прихожане не скучали, когда физически не могут попасть в Кунье.

t.me/PokrovskyhramKynie

Расскажите про спецкурс о новомучениках, который вы читаете в семинарии.

— Летом 2016 года меня пригласили в Курскую духовную семинарию преподавать новый курс — «Новомученики и исповедники Церкви Русской». Но до начала занятий необходимо было подготовить программу, которой ещё не было. Я изучил опыт коллег из других регионов, посоветовался со знакомыми историками и решил не копировать образцы, чтобы не дублировать курса «История Русской Церкви».

В центре нашего курса личности святых XX века. На события недавней церковной истории мы смотрим их глазами. Поэтому особое внимание при изучении курса уделяется духовному наследию новомучеников и исповедников, которое до сих пор не систематизировано в полном объёме. Ну и поскольку я много лет исследую период гонений за веру в Курском крае, то тема каждого занятия у нас «заземляется». Педагогическая деятельность меня дисциплинирует как исследователя. Не даёт утонуть в архивах.

Как вы думаете, нужно ли современному человеку знать историю гонений и чему нас учит опыт новомучеников?

— Опыт новомучеников нам помогает отделять мух от котлет. В церковной жизни есть с одной стороны фон, которой в разное время может меняться. А есть стержень, который неизменен. Поэтому в одних условиях святость проявляется в подвигах мучеников и исповедников. В других — в подвиге преподобных или святителей, а может, и юродивых. В годы гонений будущие святые не выбирали «специализацию». Они просто хранили верность Богу. И Господь их прославил в чине новомучеников и исповедников.

Кого из курских новомучеников нужно знать современным курянам?

— В первую очередь священномучеников Дамиана (Воскресенского) и Онуфрия (Гагалюка), архиепископов Курских. Священномученика Иоасафа (Жевахова), епископа Могилёвского, который расстрелян был в Курске. Выпускников нашей Курской семинарии: священномучеников Виктора Каракулина, Петра Григорьева и Григория Фаддеева. Но их судьба — тема для отдельного разговора. О них мы и хотим рассказать в фильме «Главный экзамен».

А есть их житие?

— Можно посмотреть на сайте Курской епархии. Можно книгу об отце Петре Григорьеве с сайта нашего храма скачать в пдф. Называется «Претерпевший до конца». В разделе библиотека.

Вы лауреат премии «Писатель года», но пишете и стихи. Лимонов однажды сказал, что стихам «предается как пороку».

— Мой коллега по газете, старооскольский журналист и поэт, сказал: «Рад бы в рай, да стихи не пускают». Действительно, его стихи не пустили. Он готовился к крещению, но так и не крестился, умер. Вот стихи могут быть препятствием, если дать им свободу, не направлять, «когда строку диктует чувство». Одного лишь чувства мало. Мозг отключать никогда не надо. Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся, поэтому нужно думать, где эти слова произносишь.

Я считаю, что с табу, с запрета начинается культура. Племена, у которых не было запретов, уничтожили сами себя, от них не осталось ничего. А там, где было табу, можно говорить о какой-то культуре. Насколько она глубокая или примитивная — другой вопрос, но она есть. Поэтому для поэта должны быть красные флажки, линии, через которые он не должен переходить. Если кто-то раздражил, он не может лишь в раздражении ответить, нужно, чтобы это чувство перегорело.

Когда отец Роман сказал, что будет рекомендовать меня в качестве кандидата в священный сан, я взвешивал, что могу сказать против. Что мне мешает самому на пути к священству? И нашёл только одно. Я писал тогда большое произведение, роман. Понимая, что если я вхожу в процесс рукоположения, то должен сейчас оставить этот текст и, может быть, уже не смогу к нему вернуться… А очень хотелось дописать, были продуманы все сюжетные ходы. Но можно написать художественное произведение и потом всю жизнь бегать с толстой книжкой и пустой душой, а можно свою жизнь превратить в произведение, предстоя Богу у престола. Я тогда сказал: «Ну и ладно. И не надо этого романа». Вернуться к нему, и вправду, не удалось. Недописанный текст бесследно потерялся. Что интересно, ведь наброски были распечатаны, хранились на дискете и на жестком диске компьютера. Пропало всё. И слава Богу. Роман был мрачноват, честно говоря. Господь позднее вдохновил на более светлые тексты.

Владимир Русин на proza.ru

Когда я читал ваши стихи, подумал, что это продолжение вековой традиции, как писал преподобный Амвросий Оптинский «Жить не тужить», или отец Николай Гурьянов, который любил подобные духовные наставления. Вы как будто продолжаете эти традиции.

— Искусство должно поддерживать человека, направлять. Это лесенка, по которой он должен подниматься вверх. Не вниз съезжать по перилам, а вверх. Поэтому, конечно, и литератор несёт ответственность «за базар», а не только директор рынка.

Вы иногда пишете юмористические рассказы, а что делать когда грустно?

— Вот именно, когда грустно, и надо писать юмористические рассказы. Хотя я бы не назвал их чисто юмористическими всё-таки. Лучше сказать, что они с изрядной долей юмора.

Когда вышла ваша первая книга?

— После двух лет служения в храме я потихонечку начал писать какие-то заметочки, всё равно естество берёт своё, как говорил Андрей Платонов. Через два года, в 2007 году, вышла книжка «Кунье под покровом пресвятой Богородицы». Она заняла призовое место в конкурсе «Просвещение через книгу» в номинации «Лучшая первая книга». Патриарх Алексий подписал грамоту, и этот аванс окрылил. С тех пор за пятнадцать лет вышло около двух десятков книг в серии «Православное краеведение», четыре книги в серии «Православие: популярные вопросы» («Батюшка за рулём, или Зачем священнику автомобиль», «Трое в доме, не считая батюшки и матушки, или Сколько должно быть детей в православной семье», «Острый сглаз на фоне хронической порчи»). Плюс четыре сборника стихов вышли. Теперь вот книга рассказов «Батюшки мои!». К званию лауреата «Писатель года» прилагается приз — издание книги за счёт оргкомитета. Нужно подготовить в ближайшее время текст. Скорее всего, книга будет называться «Ни на кого не обижайтесь».

Как говорил отец Роман Братчик.

— Да, как говорил отец Роман, провожая меня в Знаменский собор перед рукоположением. Мотивирующее название.

Отец Владимир, а новая книга готова?

На 90%. Окончательно подготовить текст не дают журналисты!

16 февраля 2022г.