Станислав Сошников:  «Все давно продались за кассовые сборы»

Что думают о своем театре те, кто в нем играют…по крайней мере, один из них

Успели пообщаться с молодым актёром Малого театра Станиславом Сошниковым в перерывах между дневными прогонами, вечерними спектаклями и экскурсиями по окрестностям.

Вы помните свой первый рабочий день в театре?

В первый  день работы было не  много —  вынести столик, переставить что-то, вводили в спектакль меня уже по ходу. Но, конечно, я очень волновался, чувствовал ответственность.

Я был студентом Театрального училища имени Щепкина при Малом театре, мой учитель — Юрий Мефодьевич Соломин, художественный руководитель Малого театра. И, конечно, мне очень хотелось после окончания училища остаться в уже ставшим родным театре.

Чем в первую очередь запомнился вам Малый театр и его закулисье?

Во-первых, очень порядочным коллективом. Я смотрю на сокурсников и на коллег из других театров, и могу сказать, что такую порядочность можно мало где встретить. Малый театр — это театр-дом, Дом Островского… В Москве по большей части театры как проходной двор: пришел-ушел. А у нас есть атмосфера — семейность.Это ощущается и в общении, и во взаимовыручке, и разумеется в передаче опыта  старшего поколения младшему.

Кроме того, Малый  это в первую очередь театр актёрский. Большая  редкость, когда во главе стоят взаимоотношения актёров на сцене, а не какая-то форма. Это сейчас, к сожалению, уходит из-за «немодности». Хотя, мне кажется, это очень модно. Потому что в театр приходят зрители, как мне кажется, за жизнью живых людей, а не за картинкой. Театр рождается и существует  здесь и сейчас на глазах у зрителей. Это как маленькое чудо.

С какой роли Малый театр начался для вас?

Студентами мы играли в массовых сценах, например, в «Снежной Королеве», были небольшие роли, почти без слов. И так случилось, что спектакль нашего курса «Последний срок» взяли в театр, там я играл одну из главных ролей. Моей первой большой ролью, которая была со мной от первой читки до премьеры на сцене Малого театра была роль Фалалея, в спектакле «Село Степанчиково и его обитатели» по Достоевскому, это был удивительный опыт.

В спектакле, который мы привезли в Курск — «Васса Железнова — первый вариант» Максима Горького я играю уже большую и достаточно непростую роль, — одного из сыновей Вассы, — Павла. Роль острохарактерная. Павел не только инвалид, но он ещё и озлобленный на весь мир, глубоко несчастный  человек, лишенный любви. Я очень люблю эту роль и благодарен режиссеру спектакля Владимиру Бейлису за возможность попробовать себя в такой сложной работе.

Как готовились к этой роли? Что-то изучали, чтобы сыграть инвалида?

Всё, что можно посмотреть в интернете, я посмотрел. Ездил в интернат. А вообще, в Москве в метро очень много можно «подсмотреть» — подземка настолько переполнена людьми, что можно «найти» для себя любых героев. Важно наблюдать и брать что-то для себя.

Существует стереотип, что для актеров свойственно озорство…

Знаете, я скорее не озорной, а  скучный. Мне один педагог в институте говорил: «Вы очень основательный человек. Вам бы хорошо гвозди забивать, ремонты делать».  Я «за» озорство, но сам как-то больше методист. Нас учили в институте: надо ежедневно что-то прорабатывать. Так я и делаю.

Я люблю читать. Люблю книги о театре, художественную литературу — современную и несовременную. Из современной русской литературы мне нравится Водолазкин. Любимый писатель — Маркес.

Мне нравится магический реализм: когда жизнь-жизнь-жизнь,и вдруг, в этой жизни существует место для чуда, для магии.

Первый ваш спектакль как режиссера был «Дон Кихот». Почему?

Во-первых, на курсе был мальчик, который очень подходил на главную роль: высокий, с худым лицом, с огромным внутренним совпадением. Во-вторых, спектакль — это внутреннее мое посвящение учителю Юрию Мефодьевичу Соломину, который, собственно говоря, единственный настоящий Дон Кихот в этом мире.

Я не хочу никого осуждать, но считаю, что все давно продались за кассовые сборы и готовы делать всё, что угодно, лишь бы набивать кассу. А Юрий Мефодьевич — последний рыцарь, который бьётся за реализм в театре, за взаимоотношения. Он всегда говорит: «Наш театр называют музеем. Да, это музей. Разве это плохо?» Музей — это место, где хранится что-то ценное, а не там, где пыльно и скучно. Сколько я его слушаю, столько убеждаюсь, что он — рыцарь.

Если не театр, то чем вы заняты еще?

Интересуюсь музыкой, осваиваю ее сам. Люблю музыкальные инструменты, они всегда нравились даже на ощупь — есть в них что-то женское и очень приятное. Я попробовал один, второй, третий инструмент, стал этим очень увлекаться. Конечно, это не профессиональная музыка, а скорее мои поиски.

Когда в театре началась работа над спектаклем «Король Лир». Я в спектакль не попал на распределении, но мне безумно хотелось участвовать. И я изыскал способ — научился играть на волынке. Купил какую-то волынку, за лето выучил несколько мелодий и попал в спектакль.

Вы родом из Москвы, но гастролируете по городам. Что есть в небольших городах, чего нет в столице?

Душа. В Москве душа теряется где-то в метро, в общественном транспорте, в пробке. И свежего воздуха в Москве почти нет.

ФОТО: Сергей Долгополов