Группа «Маленькие трагедии». Почему за границей их музыка популярнее, чем в Курске?

Одна из самых загадочных курских групп недавно дала концерт в родном городе. Поговорили с лидером и выяснили, почему их стоит послушать

В этом году курская группа «Маленькие трагедии» отметила 25-летний юбилей. Ее лидер и основатель Геннадий Ильин живет в Германии, навещая родной город только раз в год. В эти визиты команда собирается вместе для записи нового альбома и только раз в пятилетку — для концерта. Никакой магии цифр, просто так складываются обстоятельства. «Морсу» удалось вклиниться в плотный график Геннадия, чтобы узнать, каково это — родиться на курской земле и быть композитором.

— Еще когда я учился в музыкальной школе, помню, что всегда пытался импровизировать. Мы проходили раздел русской музыки и должны были учить и исполнять отрывки из различных произведений. Мне это очень нравилось, играл мелодию одной рукой, а второй — свой аккомпанемент. Потом уже стал придумывать что-то свое, писал композиции на стихи Есенина.

А в музыкальном училище писал инструментальную музыку. В 17 лет собрал трио – рояль, барабаны, бас-гитара. Мы даже записали композицию на широкобобинный магнитофон, запись эта хранилась у кого-то, а потом, когда пришла цифровая эра, затерялась.

На вручении дипломов директор разрешил нам сыграть концерт. Правда, сказал об этом так: «Ну ладно, погремите минут сорок». Меня, помню, эта фраза очень обидела. Зато концерт прошел на ура! Зал был битком, а таких аплодисментов я больше никогда не слышал!

После училища ушел в армию, но и там продолжал сочинять. У меня был приятель, который крутил в клубе кино. И вот по вечерам, после сигнала «Рота, отбой!» я окольными путями приходил в клуб и там играл на фортепиано по часу, по два. Один раз меня поймал дежурный по батальону, впаял трое суток ареста за нарушение режима. Вообще, армия дала время для размышлений, чем заниматься дальше. Я был очень не уверен в своих силах, думал, что композиторство – это не мое, ведь это сложно, я просто не имею права этим заниматься. И не было человека, который бы подсказал, куда двигаться.

После армии я переехал в Питер. Жена училась в Институте культуры, у нас родилась дочка. И я устроился на стройку плотником, потом перешел в котельную.

— Как Цой?

— Почти. Только у него была маленькая, а мне нужно было чистить шесть огромных котлов. Мороз стоял 35 градусов, лом поставишь, а потом не отдерешь его — примерзал к углю. Когда отопительный сезон закончился, устроился сторожем.

Два года подряд я пытался поступить в консерваторию, но срезался на экзаменах: то мне попадалась опера Тихона Хренникова, а я отвечал, что эта музыка мне неинтересна. То не учил билеты по философии, так как не думал, что смогу добраться до этого экзамена.

Перед третьей попыткой познакомился с преподавателем консерватории Игорем Ефимовичем Рогалевым. Он послушал мои импровизации на тему одного композитора, современника Баха, и сказал: «Гена, ну нельзя так старика пинать, ну что ты его прямо… ногами».

Полгода он меня натаскивал, готовил к поступлению. Самыми лучшими моими друзьями на тот момент были карандаш и ластик. Я мог две ночи не спать, что-то сочинять, а потом прийти к Игорю Ефимовичу и увидеть, как он разрывает мои ноты пополам со словами: «Это мы все забываем, начинаем заново».

Он учил свое самомнение запрятать глубоко в одно место, и не бояться начинать заново в пятый, десятый, сотый раз. Я даже сейчас не боюсь что-то менять, не пишу сразу шедевры, где нельзя ни одной ноты заменить. Если вижу, что что-то не соответствует музыкальной правде в моем понимании, то готов это изменить.

В 87 году отменили несколько экзаменов, убрали философию и другие экзамены, не относящиеся к музыке, и мне удалось поступить в консерваторию. Время было знаковое – пик перестройки. Как-то я попал в кино на фильм «Взломщик» с участием группы «Алиса», это меня поразило, попал под это влияние. Понял, что можно писать что-то такое же злободневное — то, что волнует в данную минуту всех.

Тогда время было такое, что каждый вечер проходили сотни концертов. У нас, как у студентов консерватории, был бесплатный вход в филармонию. А там выступали наши же профессоры. То есть утром ты их видишь на лекциях, а вечером на сцене!

— С чего начала свое существование группа «Маленькие трагедии»?

— Некой предтечей «Маленьких трагедий» стала группа «Парадокс», с которой мы записали 4 альбома с 1988 по 1991 годы. И тексты, и музыка были мои. Ну а потом как раз наступила перестройка, и все рванули в Москву на заработки, группа распалась.

После окончания консерватории я вернулся в Курск, встретил барабанщика из «Парадокса» Юру Скрипкина и мы решили продолжить совместную работу. Начали собираться каждый день, джемовать в спорткомплексе «Спартак», у него теща там работала, поэтому у нас была своя каморка. Постепенно у нас определился состав.

— Когда состоялся первый концерт, помните?

— Конечно! Это было 5 августа 1994 года в филармонии. Пришло очень много народу, нас приняли так тепло, я сам не ожидал. И после концерта вышли, а там толпа человек сто собралось. Мы решили пойти все вместе отпраздновать. И когда по улице Ленина шла вся эта толпа, да еще с ящиком водки… Навстречу милиция: «Что случилось?!» Пришлось объяснять, что ничего противоправного, просто был концерт «Маленьких трагедий». Никого не задержали, и мы пошли отмечать к Тускари.

— Глупо спрашивать, чем приходилось жертвовать ради музыки…

— За семь месяцев до первого концерта моя жена с двумя детьми и со своей семьей уехала жить в Германию. А я не поехал. Не смог бросить группу, ведь я только-только собрал состав, сочинил музыку, дело шло к концерту. Уехал я только после концерта. Но у меня тут осталась мама, друзья, родственники, поэтому в Россию я возвращался часто.

— И каждый раз продолжали работу с группой?

— Да. Хотя первый состав развалился. Мы опять остались только с Юрой Скрипкиным. Потом к нам присоединился басист Олег Бабынин. И я создал первую симфонию «Парижскую». Она родилась под впечатлением от моей поездки во Францию.

Я приехал туда в Страстную пятницу, зашел в Нотр-Дамм, попал на службу. Мне сразу вручили ноты, по которым все прихожане пели. Это было начало апреля, небо грозовое, мы услышали литавры, минут восемь они гремели, все громче и громче и наконец вступил орган. Это было так впечатляюще, меня аж пригвоздило, как Иисуса к кресту!

Когда вернулся домой, на основе этих нот из Нотр-Дамма сочинил «Парижскую симфонию». Музыка получилась очень сложная, а запись альбома далась нам потом и кровью. Писали в московской студии, время, которое нам выделили — с полуночи до шести часов утра. Это было очень тяжело, голова вообще не работала. У нас было всего пять ночей. И мы успели.

— Почему о «Маленьких трагедиях» очень мало информации, хотя группе уже четверть века и музыка у вас очень серьезная.

— Вообще, в России мало говорят о российских группах. Когда где-то кто-то пукнул, заболел из европейских музыкантов… вот об этом — пожалуйста! Каждый день одно и то же.

Когда-то про нас писал знаменитый московский журнал «ИнРок», но я с ним поругался. Я написал импровизацию на пьесу Грига, а они в рецензии сказали, что я взял для основы какую-то пустопорожнюю пьесу. И меня это задело! Встретил на одном фестивале жену главного редактора и спросил: «Кто этот бред сивой кобылы писал?». «Это я…» Ну я и наехал на нее конкретно. Ничего себе! Обозвать Грига пустопорожним композитором. В общем, с тех пор они очень обиделись, и больше никаких упоминаний о нашей группе там не было. Хотя я трижды извинился.

А в Питере, например, есть журнал Classic Rock. Про одни и те же группы пишет. А рецензии как будто один и тот же человек создает, только разные фамилии ставит, и о музыке ни слова, только о внешнем – о составе, об инструментах, если о концерте рассказывают, то обязательно о том, кто как вышел на сцену. Рецензии пролистываю, там одни дифирамбы, это гении, это шедеврально, слюни летят до потолка. Начинаю слушать, ну отстой полный…

— В каком режиме группа существует сейчас?

— Каждый год приезжаю в Россию. Тут я встретил свою вторую жену, она преподавала английский в курском университете, я работаю в Германии преподавателем. Она по программе приехала учиться в Германию, мы поженились, сын родился, сейчас дочка. А в Курск приезжаем каждый год, у нас тут семьи и «Маленькие трагедии».

— Вы сочиняете не только музыку, но и стихи…

— Изначально группа исполняла только инструментальную музыку, потом начали рождаться песни на мои стихи, но потом я перешел на стихи поэтов серебряного века. Сейчас готовится к выходу новый альбом «Дон Кихот». Считаю, что это дон Кихот — это образ идеального человека в человеческом обществе. В романе Сервантеса была утопия, но была еще и вера. Если ты веришь в свои силы, должен идти до конца.

И вот для этого альбома я решил тряхнуть стариной, написать свои стихи. Точнее, музыка заставила, потому что не смог найти текст, подходящий под то, что у меня получилось. Далась поэзия тяжелее, чем в молодости.

Из альбома, скорее всего, получится две части, он очень сложный, даже для меня как для исполнителя. Получилась трудно исполняемая музыка, сам поражаюсь, как же я это придумал, и иногда вопрос терзает — как же теперь это сыграть? Мы играем каждый свою линию, которая в итоге сплетается в одно звучание, почти как оркестр.

— Об оркестровой аранжировке не думали?

— Думали, конечно, но как это осуществить? Оркестр же не будет играть бесплатно. Хотя бы для начала не оркестр, а струнную группу. Знаю, что сейчас в Курске есть симфонический оркестр очень хороший, но хотелось бы с камерного хотя бы начать.

— В Европе знают о «Маленьких трагедиях»?

— Да, благодаря интернету. Наши альбомы выходили во Франции, очень многие заказывали наши диски. Мне пишут из Америки, Южной Америки, из Бельгии, Голландии, Венгрии, Чехии и вообще из многих европейских стран.

Одна девушка из Японии прислала такое восторженное письмо по поводу альбома «По ночам», что мне стало неловко, когда читал его. Она настолько влюбилась в эту музыку, что ее письмо выглядело настоящим откровением.

Из Берлина один немец писал «Ребят, если будут гастроли, мой дом открыт для вас. Гостиницу не ищите».

— Думали о гастролях? Хотя бы в той же Германии, ведь она для вас родная.

— Вообще, я хотел после концерта в этом году все закончить. Уж очень с большим трудом он дался, хотя директор филармонии здорово помог! Но мы только накануне установили аппаратуру, настраивали все в последний момент. Все были на нервах…

После концерта собралась вся группа, ну и я предложил: «Что, закрываем проект?» Все как расплакались: «А как же мы будем жить?!»

В общем, отложили этот вопрос. Сейчас предстоит запись нового альбома. Попробуем поработать над ним по-новому, будем прописывать каждый инструмент к каждой композиции, а не сразу к альбому, как было раньше. Решили, что у каждой композиции будет свой звук, свой подход, а то скучно, как будто в одной и той же одежде ходишь целый месяц.