«Я знала каждый синяк на своём теле» — три откровения о непринятии обществом

Быть со всеми сложно, быть одному – невыносимо. Каково это, отстраниться от большинства? Сегодня «Морс» рассказывает три важные истории об общественном порицании: что чувствуют люди, для которых в один момент слова и действия других людей стали серьёзной преградой на пути к счастью.

Анна:

«За школьные годы я сменила три образовательных учреждения и в каждом чувствовала себя лишней. Я всегда была выше, чем другие дети, ходила в очках и, наверное, была достаточно консервативна для своего возраста. Из-за светлой кожи я смахивала на большого мышонка, хотя каждый день в школе чувствовала себя не серой мышью, а белой вороной.

В свои годы я знала намного больше, нежели все мои ровесники. В 9 лет я осилила «Мастера и Маргариту» Булгакова, в 10 – прочла «Идиота» Достоевского, в 11 – всего Довлатова. Всё детство я отдавала себя чтению, в то время как другие дети приходили домой, разогревали свою туалетную еду и утыкались в маленькие экраны своих мобильников.

Находиться на занятиях мне было сложно. Вокруг меня постоянно летали мои вещи, учебники выкидывали из окон, тетради рвали и смывали в мужском туалете. Я не могла понять, почему к моей внешности, голосу и манерам придирались. Чем я заслужила бесконечные оскорбления и издёвки?

Моей лучшей подругой в школе была 4-я кабинка в туалете, потому что после каждого урока я приходила туда плакать. Красные от слез глаза я оправдывала аллергией. Я не могла казаться слабой: моя боль доставляла им удовольствие.

Одноклассники ненавидели меня за то, как я была одета, за музыку, которую слушала, за книги, которые читала. Своими действиями они заложили в меня ненависть к самой себе и к своей внешности. Я знала каждый синяк на своём теле. В моей комнате до сих пор нет зеркал, потому что я не могла смотреть на себя в отражении.

Моя эмоциональная скованность не позволяла мне жаловаться и делиться своими проблемами. В 7-м классе на фоне беспрерывных переживаний и рефлексий у меня началась сильная депрессия. Попытки подавлять негативные эмоции привели к неудавшейся попытке суицида. Тогда я не думала, что то, что я пыталась сделать с собой, будучи 13-летним ребёнком, – за гранью.

Я ходила к школьному психологу, чуть ли не каждый день доказывая, что я «нормальная». По итогу мне поставили диагноз: психологическое расстройство, депрессия. Я сказала ей: «Извините, я всё это знаю, но чем вы можете мне помочь?» Она развела руками и не смогла ничего ответить.

Люди, которые встречают меня сейчас, видят меня светлым и добрым человеком. Я проделала огромную работу над собой, переосмыслив многое. Когда ты стоишь на краю своей жизни, ты уверен, что вот-вот прыгнешь, и ничего не станет. В тот самый день я думала о бабушке, которая меня растила, о том, чем все закончится, что будет после меня. Я понимала, что эта весть рано или поздно придёт в класс, и там будут радоваться, что, наконец, меня довели. Я остановилась. Я решила менять себя и развивать. Я захотела увидеть этот мир другим. И чувство жизни, которое сейчас бьётся в моей грудной клетке, вновь начало зарождаться».

Диана:

«В 14 лет я узнала, что у меня будет ребёнок. Родителям о моем положении сообщил врач по телефону. В больнице боялись, что сама я не расскажу. Сказать я могла, но что будет дальше, не представляла.

На 5-м месяце беременности у меня появился живот. Скрывать его никак не получалось, да и большого смысла в этом не было. Новость разошлась молниеносно. Мне активно писали на «Спрашивай.ру»: обсуждали «шлюха ли я», «почему так рано залетела», «приняли ли меня родители». Я получала по 50 анонимных вопросов в день, но никто не мог высказать то, что думает, мне в лицо или задать вопрос напрямую.

Обо мне снова вспомнили через год. Ребёнок взрослел, я сильно уставала, и мне хотелось развеяться. Днями я была дома, с семьёй. С сыном гуляла только во дворе. Никто не знал, где я и как я, а по вечерам меня видели в клубах. «Алкашка», «гулящая», «пошла по рукам» – я была образцом плохой матери. А то, что ночью ребёнок спокойно спит без меня, никого не интересовало.

Спустя полгода мои родители развелись. Мать по уши влюбилась в другого, отец съехал. На тот момент с моим молодым человеком мы были порознь. Я осталась в квартире одна с ребёнком, в жуткой депрессии и без какой-либо поддержки.

Не было бы сына, – я бы спилась или пропала из виду. В тот год я держалась только ради него. Я вышла на работу, ребёнка устроила в детский сад. Там же случайно встретила воспитателя, которая занималась мной в детстве. Я подошла к ней и спросила: «Вы меня узнаёте?» Она долго смотрела и не могла понять: «Диана?».

Я рассказала ей всё как на духу, и она меня приняла. Я увидела в этом человеке поддержку, которая в тот момент была мне необходима.

Я не думала, как бы сложилась моя жизнь, если бы всё было по-другому. Сейчас, когда мне тяжело, я подхожу к своему взрослому сыну, чтобы обнять. А он, увидев моё состояние, всегда находит правильные слова. Я не знаю, откуда он их берёт, но я счастлива слышать, что мой ребёнок любит меня и уважает, и что я для него, несмотря ни на чьи слова, – самая хорошая и лучшая мама.

Недавно у него начал шататься первый зуб, и я впервые почувствовала себя старой. Я подумала: «Господи, как быстро летит время! А я ведь только его родила». А потом вспомнила, что мне всего лишь 19 лет. Я никуда не спешу. Я ещё молода. У меня прекрасная семья и любящий муж. И я хочу ещё одного ребёнка».

Ангелина:

«Я пансексуал. Для меня отношения одинаковы как с девушкой, так и с парнем, а люди в плане близости – бесполые существа. В 13 лет я впервые почувствовала интерес к девушкам. В тот период какие-то общественные нормы были во мне разрушены. Я не принимала себя, свою ориентацию, опасалась, что это плохо скажется на моём будущем: на репутации, работе или друзьях – точнее, на их отсутствии.

В 14 лет я впервые рассказала об этом семье. Бабушка и папа меня поддержали, родные братья приняли. Все близкие сказали, что это естественно и пройдет с возрастом. Все, но не мама.

На вопрос «как твоя мама приняла твою ориентацию?» я отвечаю «никак». Всю жизнь она пыталась воспитывать меня как гламурную девочку: бантики, юбочки. Она не принимает людей с какими-либо, в её суждениях, отклонениями. Мама игнорирует мою ориентацию, тем самым игнорируя меня.

Она – тот человек, который боится выделиться из толпы. Она опасается, что люди могут показать на неё пальцем, и не думает, что те же люди могут показать пальцем в хорошем смысле. Для неё то, что человек привлекает к себе внимание, – уже плохо. Потому что такой человек якобы считает себя выше остальных. Это неправильно.

Темы моих отношений она никогда не касается. Попросту боится разговаривать. Я объясняла ей на примерах, даже на Библии, что такое возможно, а она нашла проблему в том, что я не верующая и решила затаскать по церквям. Каждый раз, когда заходит речь о моей сексуальной ориентации, она говорит, что это ненормально и мне пора к психиатру. Сразу отсылает куда подальше или направляет к отцу.

В юности меня очень заботило то, что обо мне говорят и думают. В этом плане очень давила мама. Но в какой-то момент начала превалировать такая черта как «пофигизм». Спустя годы я стала тем человеком, который не зависит от оценки окружающих. Я поняла, что обращать своё внимание на других нет никакого смысла. Люди и их мнения – приходящее и уходящее.

Мои отношения с девушкой длились 6 лет. Выполняя роль актива, мне часто приходилось защищать и себя, и её. Это были тяжелые во многом отношения, и я бы не хотела их повторить.

Сейчас я встречаюсь с молодым человеком. Мама до сих пор думает, что мне снова стукнет в голову, и я перейду на сторону девушек. Она всё пытается с этим бороться – всё никак не может отпустить».

Фото: Денис Козлов